Часть первая
Переводчик
Блестящие, плотно сомкнутые прямоугольные щиты. Низко, по-бычьи наклоненные шеи. Лиц не видно. Только солнечные зайчики отражаются от яйцевидных верхушек шлемов да за узкими смотровыми прорезями в щитах угадываются сосредоточенные, напряженные взгляды. Наблюдая, как в сторону Майдана, центральной киевской площади, мимо рядов оцепления медленно проплывают колонны демонстрантов, Михаил представлял себя на съемочной площадке исторического фильма. С одной стороны — гудящая, словно рой рассерженных ос, толпа плебеев, требующих зрелищ и хлеба. С другой — железные ряды центурионов, выстроенные по приказу древнеримского тирана.
А разница лишь в том, что вместо пилумов, коротких римских копий, руки легионеров сжимали куски длинной твердой резины, именуемой на милицейской фене спецсредством РДУ-50. Ассоциация с кинематографом, где герои сражаются деревянными мечами, режут друг друга ножами из папье-маше, изображают агонию, пуская ртом пузыри в лужах имитатора крови, усиливалась еще и тем, что размахивающая плакатами и орущая антиправительственные лозунги массовка была полностью оплачена согласно установленному прейскуранту. Работы хватало. Особенно в то богатое на политическую неразбериху лето 2007 года. Люди, в большинстве своем молодые, делали маленький нехитрый бизнес и, отродясь не имея никаких убеждений, тем не менее умудрялись продавать их оптом и в розницу— чудо, которое было не под силу даже самому Дэвиду Копперфилду.
Впрочем, на этом сходство с кинематографом кончалось. Бизнес бизнесом, но достаточно было одного самого пустячного непредвиденного действия, как-то хлопка взрывпакета или брошенного провокатором в сторону серебристых щитов твердого тяжелого предмета, чтобы весь предусмотренный «мирный» сценарий полетел в тартарары. И тогда никто бы не поручился, что жидкость, которой в тот день смогут умыться булыжники одной из главных столичных улиц, окажется совсем не клюквенным соком.
***
Агентство переводов, где Михаил Васильевич Рогоза работал более трех лет, называлось «Меркурий», в честь римского бога, которого древние греки называли Гермесом. Такое название было более чем уместно, так как это языческое божество покровительствовало не только скотоводству, ремеслам, наукам, мореплавателям, спортсменам, спекулянтам, ворам и бандитам, но и, изобретя алфавит, взяло под свой патронат международные отношения и красноречие. Как говорится, со скуки на все руки.
Зная три основных европейских языка, Михаил считался хорошим специалистом по устному переводу, в том числе синхронному. Так уже традиционно сложилось, что Рогоза ведал «духовными», как он сам говорил, вопросами. Религия, кино, музыка, искусство. Именно Михаил полгода корячился, переводя проникновенные проповеди одного заокеанского миссионера, приехавшего, чтобы основать свою собственную церковь. Правда, потом переводчик еще полгода коллекционировал повестки явиться на беседу в прокуратуру, так как пастырь Божий то ли вознесся на небеса, то ли просто скрылся в неизвестном направлении, не забыв прихватить с собой все собранные на постройку храма средства. А еще Михаил медитировал вместе с кришнаитским гуру, водил по ночным клубам обкуренных английских и ирландских рокеров, работал на пресс-конференции известного французского актера- винодела. Поэтому сам факт, что руководство вдруг решило отобрать у него сразу двух клиентов, относящихся к сфере гуманитарной, и передать их Елене Корнейчук, чьей специализацией были скучнейшие экономические семинары и научные симпозиумы, от которых ум заходил за разум, наполнило его жгучей ревностью, смешанной с недоумением.
Ленка, конечно, девка хорошая, но отбирать у него хлеб…
***
Треугольное лицо Марины Александровны Кравченко с острым запоминающимся подбородком, высоким лбом и тонким носом время от времени выглядывало из-за плоского монитора компьютера. При этом ее серые, глубоко посаженные глаза холодно поблескивали.
— Доброе утро, Марина Александровна. Зная по опыту, что легче дождаться второго пришествия, нежели приглашения присесть, Михаил прошел вглубь кабинета и плюхнулся на один из свободных стульев.
Первый брошенный на него взгляд был суров и внимателен. Как обычно. Улыбалась Кравченко редко. Точнее, никогда. Возможно, такой она была только на работе, но идея проверить, а не скрывается ли за напускной суровостью нежная и ранимая душа, Михаилом не рассматривалась даже теоретически.
Он никогда не возражал против служебных романов, но только не в этом случае, ибо, общаясь с подчиненными, Кравченко имела отвратительную, негативно действующую на его либидо привычку постукивать по столешнице кончиками длинных акриловых ногтей, отчего Михаил сразу вспоминал все серии фильма «Кошмар на улице Вязов», в том числе и «Фреди против Джейсона».
Легкая тень улыбки тронула уголки губ начальницы. Михаил поежился.
— Ты откуда Ивана Федоровича знаешь? — спросила она. Михаил напрягся, но, как ни старался, перебирая в памяти всех своих знакомых, обнаружить в ней хоть одного человека с подобным именем-отчеством не удалось.
— Вы это о ком?
— О Москвитине, о ком же еще. Михаил вспомнил, что похожую фамилию носил гаишник, слупивший с него пятьдесят гривень за превышение скорости, когда он ездил в Черниговскую область в гости к армейскому другу. Согласно принятой на то время таксе полагалось дать двадцать, но мельче купюры не было, а сдачи гаишники, налоговики и попы, как известно, не дают. Не на базаре. Вместо сдачи инспектор сдал Михаилу всех своих коллег, поведав про участки трассы, которые в тот день следовало проезжать аккуратно, опасаясь радара и полосатого жезла. Впрочем, Марина Александровна вряд ли имела в виду тот случай.
— Я говорю об Иване Федоровиче Москвитине, депутате городского совета, — пояснила Кравченко, видя его затруднения.
— Но я не знаком с депутатами гор…
— начал Михаил и тут наконец догадался, о ком идет речь.
— Москвитин… Москвитин. Что-то такое слышал. Постойте, уж не тот ли это Москвитин, который в заместителя мэра мобильным телефоном запустил, когда они решали, стоит ли выделять землю под строительство нового жилого комплекса?
— Значит, все-таки знаешь, — глубокомысленно констатировала Кравченко.
— Исключительно из средств массовой информации. А в чем, собственно, дело?
— В сентябре Москвитин с несколькими сопровождающими едет на отдых во Францию. Требуется переводчик. Как ты думаешь, кто им будет?
— Боюсь даже предположить. Неужели вы имеете в виду меня?
— Имею. Его помощник лично назвал твое имя. Возможно, кто-то ему тебя рекомендовал, — хмуро ответила начальница, которая теперь, когда выяснилось, что депутат Москвитин Михаилу Рогозе ни брат ни сват и что они даже не знакомы, стала прежней Мариной Александровной. Михаил облегченно вздохнул. Все встало на свои места. Правда, была еще одна неясность.
— До начала сентября пять дней. Плюме и Раш уезжают во Францию через три дня. Зачем было снимать меня с перевода? Перестав наконец царапать ногтями стол, Кравченко вместо ответа на вопрос Михаила бросила ему прямоугольный кусок глянцевого картона с золотистыми буквами.
— На этой визитке адрес офиса Москвитина. Он ждет тебя сегодня ровно в одиннадцать для собеседования. У него и спросишь зачем. Свободен. Взяв визитную карточку, Михаил поднялся.
— Кстати, Рогоза… — Да, Марина Александровна?
— Ты опоздал ровно на две минуты. Ты в курсе?
— Если быть точным, на две минуты семнадцать секунд, — поправил он не в свою пользу.
— И что дальше? Михаил пожал плечами.
— А ничего… пробки. — Может, тогда стоит пересесть на велосипед? Или ходить пешком? Сочтя вопрос риторическим, Михаил не ответил. Выйдя из кабинета и не спеша закрыв за собой дверь, он почувствовал, как приятное возбуждение от перспективы щедрых комиссионных уступает место озабоченности. Никогда раньше он не имел дела с политиками, тем более с такой темной лошадкой, как Москвитин, о котором никто ничего не знал, за исключением упомянутого инцидента с мобильным телефоном…
|
